НИКОЛАЙ ФИЛИППОВ
При участии Василия Киндинова
ЭКЗЕКУЦИЯ

История в письмах
МОСКВА - 2018

Тряс обвинитель кулаком

И кары требовал законной.

Мне пред лейб-гвардии полком

Присуждено быть обнаженной.

Я не казалась им сестрой.

Мой вид растерян был и жалок.

Бубнил судья:

- Прогнать сквозь строй.

Отвесить ей три сотни палок!

Как справедливость далека!

Какие подлые интриги!

Уж в грудь уперты два штыка,

И путы давят, как вериги.

Фельдфебель пробасил:

     - Тяни! -

И флейта вывела триоли.

Ботфорты. Белые ремни.

Ожоги нестерпимой боли.

Покойник виделся отец

Среди терзающего леса…

Кричал:

     - Достаточно! Конец! –

Едва знакомый мне повеса.

Я помню дребезжанье шпор

И холод лекарских примочек.

…Ему пишу я до сих пор,

Роняя слезы между строчек.

                                    Солон

Лето. Начало августа. Дождь льёт не переставая. Высунуть нос из дома – промокнуть. Как хочется 
за город на природу! Неделя с хвостиком прошла, как обещал Nicolas приехать в Павловск в их 
ротонду, в их Храм Дружбы.

Nicolas, мой Николя – Николай Александрович Романов – будущий император, друг детства. 
Четырёх месяцев от рождения. принц Пётр Ольденбургский лишился отца и был перевезён к бабке 
- императрице Марии Федоровне, супруге императора Павла I.
Воспитывала его вместе с Николя. Баловала неимоверно. Выполняла любые мальчишеские 
прихоти, закармливала тортами и пирожными. Как будто не предстояло им быть в будущем 
офицерами, уметь командовать и подчинять себе других.
Оборвалось зефирное существование, когда мать Екатерина Павловна вступила в новый брак с 
наследным принцем Вюртембергским, он последовал за нею в Штутгарт.

Чем плоха безграничная любовь? Она не даёт защиты.
В Штутдгарте Пётр (ему было тогда шесть лет) столкнулся не с бабкиной вседозволенностью, а с 
немецким «Ordnung muss sein» -  во всем должен быть порядок.
Добивались его настойчиво – для маленьких детей розгой. Смешно и грустно. До Штуградта 
маленький принц не знал что это такое. Зато Густав, его штутгардский наставник, пользовался ею 
охотно. Кроме счёта, правописания, астрономии ему было поручено следить за привычками и 
нравами Петра. Без розги в их исправлении и направлении не обойтись.
Прекрасно помнил первую порку. Бежал по длинному коридору Вюртенбергского замка и наскочил
на слугу с подносом, на котором был обед. По петербургским меркам: что такого? Мальчик ведь, 
побегать хочется…

Иное мнение в Штудгарде. Густав пригласил провинившегося в детскую,  приказал спустить 
штаны и лечь на pädagogisches Bank – воспитательную скамейку. Произошел взрыв. Пётр уже 
понимал, что он принц и позволять простолюдину видеть его голое тело, да еще и  и бить по нему 
позволить не мог.
Пришлось раздевать насильно: кусался, отбивался, кричал. Прибежала мать. Помогла раздеть. 
Предательница!

Красные, долго не заживавшие полосы Пётр запомнил навсегда. Но не только их. Впервые в жизни 
он столкнулся с открытым насилием по отношению к себе. Оно потрясло и перевернуло его. 
Несмотря на маленький возраст, дал клятву: бороться с ним пока хватит сил.