Крымские каникулы.ч.2. 
(Благодарность Wolsung - автору идеи)

4. Алла.

« Господи!... опять она смотрит на меня... опять этот взгляд!...» - Повернувшись спиной к своей желтоглазой наставнице, девушка принялась нервно натягивать трусики на свое, влажное еще, тело.Время постепенно стирало из ее памяти кошмарные картины того, такого  постыдного и такого несправедливо жестокого наказания, когда ее раздели догола на глазах у всех и мучили по-разному, больно и унизительно...

Ничего подобного в доме Аллы Матвеевны с ней до сих пор не происходило. Да, ей несколько раз доставалось от строгой тетушки ее бамбуковой тростью. Гибкий зеленый побег, срезанный в оранжерее у фонтана, жалил ядовито, ее наставница заставляла Лизу нагибаться с прямыми ногами и ждать, обхватив руками лодыжки по несколько минут, пока, после короткого выговора, в воздухе не просвистит и в ее обнаженные ягодицы не вопьется ослепительной болью этот бессердечный прут.

Алла для наказания всегда выбирала время, когда девушка по внедренному для нее расписанию принимала оздоровительные воздушные ванны и поэтому нааходилась в доме совершенно обнаженной. Но ни в это время, ни, тем более, во время наказания, никого из посторонних Алла Матвеевна в помещение не допускала, даже горничная Наташа удалялась из комнат, когда наступало время Лизиных голых процедур. Не говоря уже о посещавших иногда апартаменты тети Аллы мужчинах, исключения не делалось и для ее коллег - врачей.
Лиза помнила, как в самом начале ее пребывания в санатории, доктор Алла избавила ее е от стыдной процедуры вступительного медицинского
освидетельствования,​ на которое ее прямо из канцелярии, сунув в руки только что испеченное там личное дело, привели санитары. Она уже начала, было, под их присмотром раздеваться, чтобы присоединиться к  небольшой очереди пунцовых от смущения голопопых абитуриенток, выстроившихся у полуоткрытой двери медкомиссии, когда в помещение санитарного блока стремительно влетела Алла Матвеевна. Метнув негодующий взгляд на ухмыляющихся медбратьев, она решительно схватила Лизу за руку и потащила ее в свой кабинет. В котором лично, с помощью только женского персонала, самым тщательным образом осмотрела с ног до головы свою новую подопечную...
Тогда-то Лиза, устраиваясь голяком на женском смотровом столе, и встретила впервые, после той достопамятной крапивной истории,  ее пристальный змеиный взгляд... 
Еше несколько раз она замечала, как загорались желтым, суживаясь в щелки зрачки этой не всегда понятной для нее женщины...  и всякий раз, за этим свечением не следовало для нее ничего хорошего: или это случалось в момент, когла Алла бралась за свою воспитательную трость и Лиза, уже опять голая, должна была нагибаться, подставляясь под ее болезненные удары, или ей приходилось раздеваться для какой-нибудь неприятной медицинской процедуры, вроде иньекций очередного чудодейственного травяного настоя, отчаянно щиплющего, при его введении в Лизино тело большим хромированным шприцем с длинной и толстой иглой...

Правда, эти неприятные моменты во многом заслонялись вообще-то весьма доброжелательным и теплым отношением к Лизоньке тети Аллы, проявляющей ежеминутную о ней заботу, и постоянно с ней занимающейся всякими интересными и полезными для девушки делами. С ней они вместе читали книжки, по вечерам слушали классическую музыку по трансляции из санаторной радиоточки, днем ходили в горы загорать и собирать лекарственные травки, о назначении и свойствах которых Лиза теперь сама много уже знала, благодаря увлекательным рассказам о них ее милой и такой доброй в эти минуты тетушки... Лиза была благодарна Алле за это внимание к ней, которого ей так недоставло в харьковском доме ее родного дяди... И строгость ее она была теперь уже склонна относить больше к себе, к своим недостаткам, толкуя выпадающие на ее долю суровые  взыскания как справедливые и долженствующие идти ей во благо... Лиза про себя улыбнулась, поймав себя на том, что стала уже и в мыслях цитировать тетушкины нотации...

Но, боже... этот  взгляд,! Противный желтый тетушкин взгляд, раздевающий ее, когда она одета и обжигающий, пронзающий чем-то длинным и острым, терзающий​ ее тело, когда она перед ней голая.
Лиза постаралась припомнить, когда она в последний раз видела эти, гипнотизирующие ее золотистые щелки.
И похолодела... 
Это было примерно недели две назад, когда она, получив записку от Вали, переданную ей, очевидно подкупленным им санитаром, сбежала ночью чтобы встретиться с пареньком, которого она успела полюбить... успела... Но тогда... похоже, по предательской наводке того же самого типа в белом халате, они, даже не успев поцеловаться под сенью ярко освещенного лунным светом каштана, были пойманы охраной и приведены в кабинет к Алле. Которая, еле сдерживая бешенство, велела отправить Валентина в сопровождении охранника домой, а Лизе, глядя​ в глаза, заявила, что та будет наказана в обычном для воспитанниц порядке розгами перед строем... Правда потом она сменила гнев на "милость" заменив ей публичную порку на приватное наказание, но от руки Паула Карловича... и тогда глазки Аллы вновь засветились...

Лиза была в отчаянии. Конечно, ей не пришлось бы стоять, как той девушке, раздетой перед строем. Но розги! Ее никогда еще не наказывал ими... эти ужасные толстые, связанные в пучок мокрые  прутья!.. И она была уверена, что Полкан будт избивать ее голую... и, может быть, при этом будет еще кто-то из начальства... какой стыд!.. И когда она, дрожа от страха, вошла в сопровождении Наты в гимнастический зал на экзекуцию и увидела, что в нем, кроме Аллы и Полкана с обычным ремнем в руке, никого больше нет, у нее вырвался вздох облегчения. И второй раз она облегченно вздохнула. и даже слабо улыбнулась, когда, вместо приказания раздеться, Алла велела ей, не снимая с себя  ни трусов, ни платья, нагнуться и просто натянуть руками подол, так, чтобы его тонкий шелк плотно облепил ей задницу. Она так и сказала: «Натяни подол на задницу, чтобы не единой морщинки... и считай удары!»

И она считала и считала, ни разу не сбившись. Отсчитала до пятидесяти... И, хотя Полкан хлестал ее не пряжкой, ей было очень очень больно... так больно, что у нее темнело в глазах... Но она выдержала эту порку, ни разу не закричав, и не отпустив подол, в который она вцепилась мертвой, до судороги, хваткой... Потом, размазывая по щекам слезы, уже выпрямившись, она  слушала заключительную теткину нотацию  и сейчас она вспомнила произнесенные тогда ею слова: «В следующий раз, Елизавета, за свои блудливые действия, ты будешь наказана уже  без всякого снисхождения! Поняла?» И тогда, соглашаясь и кивая ей в ответ с чеувством даже благодарности к тетушке за проявленную к ней милость, она не могла представить себе, что милый ее сердцу Валька, ее защитник и возлюбленный, вдруг явится ей в ее утреннем сне (во сне ли?), голенький в копытцах и с уморительными рожками и станет причиной ее нового несчастья... Но... как. Каким образом  об этом знает тетя Алла? И знает ли вообще?

Пересилив себя, застегнув проследнюю пуговку на своей белоснежной накрахмаленной блузке, Лиза осмелилась посмотреть на тетушку...

- Знаю... милая... Все знаю, чего уж тут не знать!... Негодяйка!... Будешь высечена ! - золотистый свет хлынувший в глаза Лизе, затопил ее, заливая  сознание темнеющим багрянцем липкого ужаса. Девушка, пошатнувшись опустилась на подогнувшихся ногах на теплую мраморную лавку санаторного предбанника и медленно опрокинулась на нее, погрузившись в спасительное но короткое беспамятство неглубокого девичьего обморока.

..